Хорватская история

Еnglish / Српски

Интернет, с его социальными сетями – великая сила коммуникации. Вряд ли ещё несколько лет назад я могла представить, что церемонию открытия XXII Зимних Олимпийских Игр буду смотреть в прямом эфире российского телевидения, обсуждая каждую деталь долгожданного праздника со своими сербскими друзьями.

Вход немцев в Загреб 10.04.1941.

Величие завораживающего действия, восторг, искренняя радость красоте силы духа, всё это на несколько часов стало общей гордостью за Россию и растопило холодные февральские километры между Ростовом и Белградом.

Для нас, с моими сербами, не так уж важны спортивные результаты. Главное, Олимпиада может дать миру шанс быть справедливей и честней. Ведь по античной традиции, на время проведения Олимпиады надо забыть о разногласиях и прекратить военные конфликты. “Заключение олимпийского перемирия … призвано открыть возможность для прекращения кровопролития, страданий гражданского населения и запуска политического процесса для преодоления кризисов на основе принципов, заложенных в Уставе Организации Объединенных Наций”.

Прохождение олимпийских команд перед трибунами – не просто традиция. Это сакральное действие, в котором важно всё. И даже незначительная на первый взгляд деталь – штрих к портрету своей страны. Этот портрет может маленьким и большим, строгим и весёлым, нарядным и академичным. «О спорт! Ты мир!».

Порядок открытия Олимпиада строго определён, состав команд известен давно. Но, всё равно, с равным замиранием сердца, мы ждем колонны наших олимпийцев, боевую и задорную команду Сербии и звёздную команду России.

Мир изменился, Югославия, как и СССР, остались только на старых политических картах. Но, такова уж историческая память, и мой взгляд невольно фиксирует и новые флаги в руках знаменосцев стран постсоветского периода, и выражение радости на лицах присутствующих глав новых государств, и конечно, костюмы спортсменов, которые по замыслу руководства олимпийских сборных должны выражать национальный характер.

Почти в самом конце списка сочинского представления, между командами Франции и Чехии, олимпийская сборная – Хорватия.

Команда маленькая, это и понятно – в недавно созданной стране, занятой интеграцией в «европейское пространство» трудно иметь мощную инфраструктуру зимних видов спорта. Впереди колонны, с государственным флагом в протянутой руке, серебряный призер олимпиад в Турине и Ванкувере, Ивица Костелич. Спортсмены и спортивные функционеры в костюмах черного цвета, в шапочках, формой и характерной манерой одевания, напомнившей головной убор усташей с архивных фотографий времен II Мировой Войны. В общей атмосфере праздника нотка моего удивления осталась незамеченной, мудрые сербские интернет-собеседники тактично промолчали, а телевизионная картинка продолжала показывать ликующие трибуны.

В таких чёрных шапках хорватские усташи были на территории Советского Союза в самый тяжкий период Великой Отечественной войны. Двигаясь к Сталинграду, дошли они и до моей Ростовской области, придя в Азовские степи совсем не туристами, желавшими побродить по чеховскому Таганрогу. Жесткими и уверенными в себе оккупантами, под флагом с красно-белыми шашечками, усташи пришли убивать мой народ. 22 июня 1941 года Хорватия, единственная из славянских стран, объявила войну СССР.

За три месяца до этого, фашисты, заняв Загреб, первым делом приступили к созданию марионеточного «независимого государства Хорватия», материализовав тем самым извесную ненависть Рейха к Православным сербам. Для кровавого спектакля понадобилась усташская шапка, исполнители и статисты.

И вот из Италии, прихватив с собой антисербские лозунги, расистскую идеологию, не забыв о тесных связях с Абвером и IV управлением Главного управления имперской безопасности Германии, прибыл Анте Павелич. Едва рождённая Хорватия, присоединившись к Тройственному пакту, стала военной союзницей Германии. А усташская власть приступила к строительству «этнически чистого государства». Государства, в идеологическом фундаменте которого стояли три правила: сербам нет места в независимом государстве Хорватия; сербы представляют постоянную опасность для хорватского народа; сербы всегда играли негативную роль в истории хорватского народа.

Закон «О чистоте арийской крови и чести хорватского народа» заработал в полную силу. Из подкладки усташской шапки посыпались указы: о запрещении употребления кириллического шрифта и юлианского календаря, о выселение сербов не только из центра Загреба, но и из других городов, о запрещении выхода из жилищ после 18 часов и поездок в общественном транспорте. Угрожали «чести хорватского народа» и сербские дети – православные школы и детские сады были закрыты. Наверно, мешали все сербы, иначе как объяснить национальное унижение голубыми повязками с литерой «Р» (от pravoslavac – православный) на рукавах и принудительную замену сербских имён…

Серб перестает быть Сербом, теряя Православную Веру. Потому, сначала термин «сербская Православная Вера» лицемерно заменили на «греко-восточная», а потом и вовсе запретили совершение церковных обрядов в новоназванных Храмах. Парламент марионеточной страны, переписав историю на свой лад, закрепил духовное преступление утверждением, что в стране официально признаются только три конфессии: католики западного или восточного обряда (униаты), мусульмане и верующие евангелического вероисповедания. И человек, в усташской шапке, министр юстиции и культов правительства Хорватии Мирослав Пук, словно концентрируя вековую ненависть католицизма к Православию, заявил: «Сербская Православная Церковь не может быть признана». Католическая Церковь, поддержав правительство Хорватии, фактически, легитимизировала власть усташей, положив начало тому, что потом назовут «Сербоцид»… Ватикан признал «независимое государства Хорватия», Гитлер одобрительно отозвался о стремлении к «сокращению чрезвычайно сильного сербского меньшинства в Хорватии». Так началось кровавое шествие ножа-сербореза.

С первых дней существования новая хорватская власть, состряпав из правил Австро-Венгерской империи закон «о переходе из одной веры в другую», принуждала сербов к принятию католичества. И тут опять потребовалась усташская шапка: для сербов, сопротивлявшихся вооруженным новым крестоносцам, выход был один – концлагерь и конфискация имущества. Усташи – «рачительные хозяева», не пропадать же сербскому добру… Лукавый закон Хорватии уточнял одну деталь: не крестить сербов, имеющих среднее и высшее образование, а также профессоров, учителей, торговцев, зажиточных ремесленников, богатых крестьян и Православных священников. Для них, носителей «сербского сознания», неспособных превратиться в истинных хорватов, альтернативы не было.

В истории «независимого государства Хорватия» были и массовые репрессии, и депортации сербов, и лагеря смерти, и насилие над Православными священниками, реки крови и патологическая жестокость. На всей территории оккупированной Европы только в Хорватии существовали детские концентрационные лагеря. Тысячи тысяч страдающих православных душ…

Слишком уж много в новой Ховатии желаюших переписать историю. Никогда не будет известна точная цифра погибших, никто не измерит море сербских слёз, никто не скажет, сколько маленьких Теслей исчезли в усташской шапке… Никто не погасит костёр, который разожгли на груди Епископа Платона, страдальца за веру, выпускника Московской Духовной Академии, с такой родной нам, русским, фамилией Йованович…

Великий столп Православия, Епископ Николай, в миру Никола Велемирович, сам перенесший ужасы фашистского Дахау, вписал всех известных и безвестных мучеников в церковный календарь, как «пострадавших за Православную веру от рук римских крестоносцев и усташей во время II Мировой войны. Сии суть новые Сербские мученики». А Католическая Церковь так и не высказалась против геноцида сербов.

Плохо жилось в «независимом государстве Хорватия» и русским. Многие светские и церковные деятели эмиграции подверглись арестам, заключениям в тюрьмы и интернированию. Видно, общая у наших народов судьба. Так и идем мы в истории рядом…

Во время встречи с Анте Павеличем, Адольф Гитлер дал много советов. Одна рекомендация работает до сих пор: «Если хорватское государство действительно хочет быть долговечным, оно должно в течение 50 лет проводить политику национальной нетерпимости». Фюрер ошибся только в сроках…

***

С того чёрного дня, когда Запад стал разрывать Югославию на части, мне не даёт покоя вопрос: как могли вчерашние соседи поднять руку друг на друга? Не в политическом споре, не на спортивной арене, а в реальной недавней чудовищной войне, поломавшей жизнь некогда самой красивой страны Европы? Что могло двигать вчерашними учителями, инженерами, крестьянами и рабочими, которые вместе с черной шапкой 1941 года вынули из тёмных уголков своей души ту самую, страшную идеологию сербоцида?

Я задавала этот вопрос своим сербам. И тем, кто на передовой прошёл ужас последних войн, и тем, кто выполнял профессиональный долг журналиста, и тем, кто одинокими ночами ждал своих любимых. У каждого из них был свой ответ и своя история. Общей же была только боль, потому что в семье каждого серба есть горе от хорватского ножа – сербореза…

Задавала вопрос и русским… Моя младшая подруга Катя, корреспондент одной из ростовских телекомпаний, честный и талантливый журналист, дала свой ответ и свою историю.

Её бабушка Валя, шестилетней девочкой жила в пригороде Таганрога. Чудном приморском городе, где маленькие домики с чеховскими вишнёвыми садами, приглянулись для постоя фашистским оккупантам, ожидавшим прибытия карательных отрядов. Были среди фашистов и немцы, и румыны и хорваты. Все они гости не желанные, но хорваты запомнились особой жестокостью. В один из горьких дней оккупации хорватский военный, увидев в хрупкой таганроженке личного врага, просто так, походя, наотмаш ударил малышку плетью.

А ещё в Валюшкином военном детстве была Петрушинская балка, где ей однажды пришлось помогать соседям искать расстрелянных родных и близких. И страшный крик незнакомой женщины о зелёном платье, по цвету которого она искала свою погибшую дочь…

«Балка смерти», в глине которой навсегда остались русские и евреи, цыгане и армяне, пленные и заложники, коммунисты и беспартийные, больные и инвалиды, партизаны и красноармейцы. Все, кто мешал нацистской идее о мировом господстве. Никто до сих пор не знает, сколько их там… Расстрелы проводили три раза в неделю…

К слову сказать, были на мой вопрос и другие русские ответы – про престижный отдых в стране с архитектурными красотами и крупнейшими в Европе нудистскими пляжами.

Злодеяния немецкого фашизма получили свой Нюрнбергский Процесс. Германия, искренне или не очень, осудила военных преступников, где-то на деле, где-то на словах покаявшись за содеянное. Югославия же простила хорватам многое, дав детям и внукам людей в черных шапках возможность жить, любить и мечтать.

Не дай Бог моим недоумением посеять новую национальную рознь. Хорватия сама разберется со своей судьбой и своими усташами. Но, если хорватские историки будут когда-нибудь пересчитывать сербские жертвы, пусть подумают и о маленькой испуганной русской девочке из оккупированного Таганрога, в жизни которой навсегда остались зелёное платье и хорватская плеть.

20.02.2014, Ростов-на-Дону

Наталья Пичурина

Извор: ФЕЈСБУК РЕПОРТЕР